Китайский Новый год в Таиланде празднуется широко, и готовятся к нему заранее. В этом году светящиеся драконы - ведь наступил год Дракона - появились на улицах и в торговых центрах примерно за месяц до праздника. Почему?
Тайская и китайская культуры очень близки, к тому же каждый седьмой житель страны — этнический китаец. Посмотрим, как проходил праздник в Бангкоке.
В столице Таиланда есть китайский квартал. Когда-то Чайна-таун Бангкока был опасным местом с маргинальными жителями и высоким уровнем преступности. Сейчас район не узнать. Как говорят, восемьдесят процентов денег государства находится именно здесь. Точнее, под красными фонариками и иероглифами располагаются офисы компаний, деятельность которых ведётся по всему Таиланду. Кстати, за китайцами здесь закреплена слава как за удачливыми, умелыми и хитрыми бизнесменами.
Китайский квартал встречает обилием красного. Над дорогой, от одной стороны улицы до другой, протянуты красные транспаранты с поздравлениями. Красные фонарики под потолками магазинчиков, красные сувениры на витринах, красные открытки… На многих женщинах — традиционные китайские платья с воротником-стойкой и швом от шеи к плечу.
Захожу в китайский храм — и вдруг красный меняется. С первой секунды понимаю, что это уже другой красный. Посмотрела на фонарики под потолком, полупрозрачные, хрупкие, с тонкими стенками и тонкой бахромой, утонула в обилии красного — и подумала: «вот беззащитная красота». Именно беззащитная. То ли из-за детского лица, изображенного на фонариках, то ли, как ни странно, из-за красного цвета. Теперь я понимаю, что такое китайский красный. Если красный индийский — это цвет прапамяти, то красный китайский — это красный как абсолют красоты. Хрупкие, тонкие фонарики и абсолют красоты — красный. Не бордовый, не багряный, не алый — красный в чистом, звенящем проявлении. А вместе — беззащитность, потому что легко нарушить эти фонарики, легко этот абсолютный красный сделать бордовым или алым, и тогда не будет абсолюта. Ведь любой абсолют, любое гениальное проявление чего-либо всегда зиждется на тонком острие. Чуть влево, чуть вправо — и все нарушается. А если не нарушается, если это не острие, а широкий коридор — значит, это не абсолют. Поэтому-то он всегда беззащитен. Тонок, хрупок и беззащитен.
Но выйдем на улицу из храма — их в Китайском квартале восемь, и каждый по-своему уникален и знаменит — и продолжим изучать новогодний Чайна-таун. Многолюдно, весело, толпа состоит в основном из тайцев и китайцев. Европейцев мало и, что удивительно, совсем не видно индусов и арабов. Тут и там устроены сцены. На одной хрупкая китаянка что-то говорит в микрофон, на другой бодро вышагивают дети и подростки — своих воспитанников показывала детская модельная школа. Дальше — традиционные китайские танцы драконов и львов. Артисты с барабанами ходят прямо в толпе. На улицах Таиланда много нищих, и праздничное гулянье от них тоже не свободно. Что ж, азиатское — точнее, почему-то альпийское — нищенство одобрял еще Остап Бендер.
Вдоль улиц, кроме многочисленных красных сувениров, открыток, кошек, фонариков и вееров, во множестве продается уличная еда, без которой Азия не представима. Чем же угощают? Есть и тайские традиционные супы, и китайские блюда. Сегодня выбираю гиозы — китайские жареные пельмени с начинкой из фарша и овощей. Также привлек мое внимание десерт, разложенный в стаканчики, сделанные из… ствола бамбука! Конечно же, покупаю. С первой же ложки (кстати, ложка тоже вырезана из бамбука) десерт очень нравится и страшно напоминает что-то, что уже много раз ела. Не сразу, но понимаю — это же тайский клейкий рис! Такой же сладкий, но ингредиентов больше, поэтому вкус более выраженный.
Попадается ресторанчик, в котором продают еще один гастрономический символ Китая — суп из так называемых ласточкиных гнезд, о пользе которых сейчас много говорят. Сделав заказ, рассматриваю выставленные в витринах белые жилища стрижей-саланганов — именно они строят съедобные гнезда, а вовсе не ласточки. За небольшую коробочку хотят пятьдесят пять тысяч бат — и это далеко не предельная цена. Гнезда есть и в маленьких коробках, и в больших, и в подарочных — они занимают две стены ресторана. Очевидно, пользуются спросом.
Наконец принесли небольшую пиалу супа. Сами гнезда практически безвкусные, а бульон может быть любой. Мне подали сладковатый молочный суп с рисовым привкусом. Китайцы, знаю, любят более пряный и острый.
Продолжаю прогулку. Подхожу к одной из палаток с антикварными и винтажными вещами. Приглянулся гребень для волос с ручной росписью — тонко и изящно изображена китаянка. Покупаю. Тут же чуть ли не насильно заставляют сфотографироваться с маленькой китайской девочкой. Машинально улыбаюсь. Потом опять смотрю на прилавок, поворачиваюсь — и только теперь замечаю, что меня снимают на огромную камеру. Отскакиваю от прилавка, думая, что мешаю оператору. Но продавец останавливает меня: «Смотри, смотри, так и надо». Видимо, я попала на какую-то благотворительную акцию. Узнать подробности не удалось, потому что продавщица-китаянка по-английски почти не говорила, и наше общение проходило по-чеховски: «И чем он непонятнее говорил, тем легче Ольга Ивановна его понимала». На каком же языке мы общались? Не знаю, не помню. Наверное, на каких-то ошмётках английского.
Ещё купила в этой лавочке две игрушки: куколку из потемневшего от времени дерева с двумя чёрными полосками на месте глаз и красной точкой вместо рта и деревянного же хитро улыбающегося старичка с иероглифами и цифрами «1958» на подставке. Прочитать иероглифы я, скорее всего, никогда не смогу, и историю создания этих вещей не узнаю, но это-то и главное — тайна, которая никогда не будет раскрыта.
А не это ли лучше всего характеризует Китай с его древней историей и все празднества его?..
Елена Баринова, Москва – Бангкок, специально для ИА «Бизнес Код»
Фото автора